Газета "Международный еженедельник Запад-Восток" №50 USA

Мы сидим с Надеждой Смагиной в кафе «Кофе-Тайм», в Московском Доме Молодежи, что на Комсомольском проспекте. За окном серый поздненоябрьский ветер гоняет колкую предзимнюю порошу, в самом кафе зябко от сплошных сквозняков и несуразно высоких цен. Слава Богу, музыка здесь не ревет шальными децибелами. Вежливые парочки, видя, что идет запись интервью, вежливо предупреждают: «ничего, ничего, нам это не мешает, и мы вам мешать не будем» и тут же врубаются в свои мобильные телефоны, пытаясь докричаться – до Мытищ. Нью-Йорка или чьей-то потерянной на Канарских островах совести. Найти в Москве уединенное тихое место практически невозможно, разве что в Лефортовской, но мы оба туда не спешим и вообще надеемся, что там справятся и без нас. Мы пьем какой-то бесцветный сиротский чай под пышным названием «Японская липа», четыре доллара за пару чашек. Все остальное здесь стоит, как в ювелирной лавке.

Надежда в том неопределенном женском возрасте, когда привлекательность еще вовсе не утеряна, но грусть жизненного опыта уже заметна. С ней приятно общаться, как всегда приятно общаться с интеллигентной женщиной, энергичной, не утомленной болезнями и хворями, жизнерадостной и смотрящей вперед, в будущее, как в наступающее, а не наваливающееся.

Собственно, у меня довольно простая цель: понять, что такое женский бизнес в России. Дело в том, что это явление в России гораздо заметнее, чем во всем остальном мире: российские женщины оказались не только чрезвычайно адаптивны к новым условиям жизни, но и вынуждены были взять инициативу в свои руки, перехватив знамя ответственности из слабеющих и дрожащих после вчерашнего мужских.

Вопрос для разминки: вспомни себя девочкой: кто и что ты тогда была?

Девочкой я была послушной. До школы – полнейший ангел. Я тогда такая дылда была! Очень любила читать и, естественно, была фантазеркой. Я часто оставалась одна. Научилась читать сама – родители были вечно заняты на работе: сначала, с помощью родителей, первые буквы освоила, потом о недостающем догадывалась. Когда прочитала, года в четыре, первую фразу и поняла ее смысл, пришла в неописуемый восторг. Первая книжка, которую я прочитала сама, «Приключения Буратино», мне тогда пять лет было, – там такие крупные буквы были и очень красивые картинки. Сама сочиняла сказки, стихи. А к приходу родителей наряжалась в мамины платья и туфли на высоких каблуках и декламировала им свои творения. Была очень артистична и любила удивлять собой окружающих.

В детский сад ходила всего раза два. Первый раз привели. Я сразу влюбилась в какого-то мальчика, а кашу их есть не стала и вообще вела себя очень независимо и самостоятельно. И я мечтала, как мы с ним будем ходить на каток… Во второй раз пришла, только ради него, – а мальчика нет, куда-то уехал. Я сказала, что мне здесь больше делать нечего и больше уже никогда сюда не приходила. Из-за того, что взрослые не поняли моего отвращения к манной каше и дисциплине, стал формироваться независимый характер.

А в школе? Твои первые влюбленности и первая любовь?

Те, в кого влюблялась я, влюблялись почему-то в других, а тех, что влюблялись в меня, я просто не замечала. Мой принц всегда был где-то вдалеке на белом коне. Помню, как один мальчик меня в щеку поцеловал. Я ему, конечно, тут же заехала: откуда-то узнала, что именно так надо реагировать на поцелуй, не сама ведь придумала. Наверно, в каком-нибудь кино это увидела, или читала... Настоящая любовь, с поцелуями, как у взрослых, пришла очень поздно, непростительно поздно – после девятого класса, летом, в экспедиции. «Он вдруг вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: вот он!». Застукали нас чуть ли не на первом поцелуе – и на этом все кончилось: его уволили из отряда и отправили назад.

А ты как попала в экспедицию?

Так у меня же папа – геодезист, мама – топограф. Они, и я с ними, изъездили всю Сибирь – от Урала до Тихого. У меня было совершенно счастливое и замечательное детство. Я безумно благодарна своим родителям за эти скитания: ведь я столько видела и знала, таких чудес насмотрелась! Амур, Енисей, Байкал, Якутия, Забайкалье, отроги Тянь-Шаня, Алтай! Помню, когда мы впервые приехали на Черное море, разочарованию моему не было конца: «и эта чахлая мелочь – пальма?», «и эту лужу вы называете озером Рица?». После Байкала, Телецкого озера, других подлинных шедевров природы на все эти цивилизованные убожества даже смотреть было обидно и оскорбительно.

Я в начальной школе больше полгода ни в одной школе не училась. А как приду в класс – сразу назначали старостой, потому что выше всех на голову и городская, а школы-то все – поселковые, деревенские или в райцентре. Каждое утро – ногти-уши-руки проверяла у всего класса, собрания вела, Училась в основном на пятерки – и в городе и в экспедициях. Только писала неряшливо. Помню, папа подарил мне китайскую авторучку с золотым пером, а у всех эти, 86-ой и 11-ый номера перышек. Ну, все бросают ручки, чтоб перо в пол воткнулось – и я свое золотое…

Вот она, одна из причин женской предприимчивости: дочки офицеров, вахтовиков, геологов, моряков, рыбаков и других блуждающих профессий, столь распространенных в СССР, они всегда видели перед собой пример самостоятельного ведения хозяйства своими мамами в кочевых и полевых экстремальных условиях.

А в институте?

Я очень хотела в МГУ учиться. И очень жалею, что родители меня отговорили. Мы тогда в Омске жили. И как раз в это время открылся Омский университет, и там было - нечто филологическое. Последние два года в школе – период, когда я максимально, на все 100 раскрыла себя – такого больше никогда в моей жизни не было. «драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота» – откуда столько энергии было? И ведь все успевала.

Очень быстро, в семнадцать лет, вышла замуж, очень быстро родила сына и на удивление легко: наверно, для того и замуж выходила, чтобы исполнить свое женское предназначение: главное дело в жизни сделано. После чего брак потерял всякий смысл, а, может, я просто повзрослела и произошла переоценка ценностей. На улице встречаю своих училок: «Надя! мы так надеялись на тебя, ты была такая способная! Такая звезда!» И смотрели на меня с осуждением. И назло им … я начала размышлять над смыслом материнства для женщины и в свои 18 лет приняла этот феномен как главное предназначение женщины на земле. Но для выполнения такой «миссии» рядом со мной должен был быть какой-то особенный мужчина, а не свой «брат-студент», хотя я человек не домашний и несемейный, но стала хорошей и домовитой мамой, хозяйкой. Правда, это уже было позднее – рядом со вторым, «взрослым» мужем.

А в институте все та же круговерть: театральная студия, спорт, стенгазета, работала на радио, но все было скучно по сравнению с 9-10-ым классами… Я тогда языками увлекалась, выучила греческий, латынь, польский, старославянский, древнерусский, еще какие-то, никому ненужные языки. Это мне никогда в жизни не пригодилось. Как меня на все это хватало? Уже на старших курсах влюбилась по-настоящему. Он был намного старше меня, архитектор, художник. Он был мне и мужем и учителем. Он открыл для меня мир искусства и творчества. Я тогда мечтала посвятить себя этой творческой личности. Я как-то сразу успокоилась в жизни. Этот мой брак был вполне долгим (10 лет), хотя мы и были в разводе последние годы, но я всё равно считала его своим мужем и мы сохраняли нормальные человеческие отношения и лишь совсем недавно закончился – очень печально: он не смог вписаться в новую жизнь, сломался – до растерянности и потерянности.

А начиналось все очень здорово: я закончила филфак, но работать не пошла, полностью отдав себя мужу, дому, семье. Вскоре родился второй сын. Настоящее семейное счастье. Я тогда много писала, в основном, стихи. На большие формы меня явно не хватало. Очень любила японскую поэтическую миниатюру. Муж был мудрым человеком: помогал мне, учил строить сюжет, структуру, композицию, был прекрасным и тонким критиком, верил в мое поэтическое и литературное будущее и поддерживал мои надежды.

Писала я обычно, когда все укладывались спать, и все утихало. Однажды, мне тогда было 29-30 лет, я сидела вот так на кухне, сочиняла и вдруг поняла: мне не нужна эта вторая жизнь, жизнь украдкой и втихомолку. И я сказала себе «стоп» и бросила писать – навсегда. Я побоялась уйти в дебри поэзии – ведь жизни я не знала, жила вне социума. А для меня мои дети важнее любого творчества. Но творческое отношение к любому делу осталось. И еще осталось чтение: для меня любая книга – это целый мир. Нет, ты не думай – у меня была нормальная жизнь, и романы были – как у всех.

Вот-вот, не будем забывать, что все мы были бабниками по большей части из-за сексуальной предприимчивости и поисков разнообразия наших женщин, гораздо более свободных во нравах и все прочем, чем их западноевропейские или американские подружки!

Когда настали перестроечные времена, я на всех интервью при устройстве на работу честно говорила: «Никакого опыта работы в советское время не имею» – и это оказалось очень важно, это большой плюс: я умею работать, а не изображать, что работаю.

И это еще одна причина женской предпринимательности: они вынуждены были нередко «наступать на горло» собственным интересам и призваниям ради семьи, но ради семьи они и готовы стали в период перемен реализовывать себя по максимуму рисков.

Ситуация, когда ты открыла свое дело: чего ты тогда боялась и о чем мечтала?

Ничего. Я ничего не знала и потому ничего не боялась.

Когда началась перестройка и этот самый «рынок», весь институт, где работал мой муж, разогнали к чертовой матери. Муж тогда очень растерялся. Встала проблема выживания: младший сын пошел в первый класс, старший – в 8-ой. И я пошла работать.

Это получилось случайно.

Однажды на остановке какой-то мужчина спросил меня, который час. Он спросил с полной безнадежностью получить ответ, наверно, ему уже человек двадцать не ответили. Мне пришлось расстегивать пуговички, чтобы добраться до своих часиков, но я все-таки добралась до них и ответила ему. Его это просто потрясло – такая отзывчивость, вежливость и исполнительность.

И он предложил мне работу. Я даже этому сначала не поверила, потому что тогда каждый день всех только увольняли и сокращали.

Это был какой-то начинающий телеканал.

Надо было заниматься рекламой.

- Но я совершенно не знаю, что это такое!

Что делать? – и я отправилась на выставку рекламы, чтобы посмотреть хоть, что это такое и провела там первое в своей жизни «маркетинговое исследование»: кто где обучался профессии рекламиста.

В первом ряду стендов мне говорили:

- Да за что ты хватаешься! Да мы рекламе в Сорбонне учились!

Или того круче:

- Да я во «Внешторгрекламе» всю жизнь проработал!

Во втором ряду про Сорбонну не говорили, украдкой и шепотом говорили о каких-то подпольных курсах и школах.

В третьем на мой вопрос отвечали вопросом:

- А что, этому где-то учат?

Я тут же наделала себе визиток, нахально написав на них «школа рекламного бизнеса», раздала их и в первом и в третьем ряду, набрала в третьем ряду ворох чужих визиток, штук пятьдесят. И в первом ряду взяла десяток:

- Раз вы учились в Сорбонне, то будете читать курсы рекламы у меня.

И пообещала платить им в сто раз больше, чем в их убогом на зарплаты МГУ.

Пришла на работу и говорю своему шефу:

- Рекламой заниматься не буду. Открываем школу рекламного бизнеса. Это – живые деньги. Вот – слушатели, готовые платить по семь тысяч рублей за курс, вот – преподаватели с Сорбонскими дипломами, которые готовы получать по пятьсот рублей в час.

Наш офис занимал шикарный особнячок рядом с «Президент Отелем», его вполне хватало на все, в том числе и на рекламную школу. Я завидую своим первым студентам: какие творческие у них были курсы, какие творческие личности им преподавали! Они проходили даже сценическое мастерство и видеотренинг, что было тогда в новинку..

Я уже набирала второй поток, когда мне вдруг сообщили: преподавателям платить нечем. А я только-только собрала деньги с будущих студентов и сдала их в кассу.

Мне стали объяснять, что я не учла налоги и все деньги ушли туда. Какие налоги? Тогда, да и теперь никто никаких налогов не платит, а если кто и платит, то… Меня просто решили обокрасть.

Я понимала, что если завтра не заплатят преподавателям, я буду очень бледно выглядеть, и все мои усилия – коту под хвост.

Это был критический момент, проверка на вшивость и стойкость. Я вошла в некое изменённое состояние сознания, а когда из него вышла, деньги лежали на столе. И я ушла от своего работодателя, потому что это была моя школа, мои студенты, мои преподаватели, мои идеи, мое расписание, мои деньги – их только помещение.

Я пошла в центр занятости на Маломосковской 10, где мне выделили целый класс. Так появилась рекламная школа «Простор», где ты у меня и работал одно время.

Я вела в своей школе все – и бухгалтерию, и делопроизводство, и переписку, и расписания. А из меня бухгалтер – я дома не могла вести бюджет. Но – научилась. Я вообще тогда жадно училась всему.

Я тогда ничего не боялась, потому что не знала, чего надо бояться. И ни о чем не мечтала, потому что это был не просто бизнес.

Сыновья меня поддержали – у нас сохранилось доверие и взаимопонимание, и это мне здорово помогало. В своей школе я не просто вела все дела – я училась рекламе, маркетингу, пиару. А потом сказала себе: пора действовать самой.

Мне понравилось, когда дело возникает из ничего, когда моя модель оживает и действует. И вот тогда я начала мечтать.

И из меня полезли самые разные проекты, один грандиозней другого: Центр маркетинговых коммуникаций «Новые возможности», пиар-программа Московского городского гольф-клуба, проведение детской недели гольфа в рамках юношеской Олимпиады, проведение международных турниров по гольфу, программа «Золотой бизнес» с бизнес-клубом для лауреатов этого конкурса, международная конференция «Экономическая ситуация в России», программа «Традиция»,направленная на объединение русских по осознанию принадлежности к русской культуре, портал «Здоровые люди», сейчас разворачивается культурно-духовный проект «Лабиринт».

Один не то миллионер, не то миллиардер как-то сказал, что если его забросить на необитаемую планету, то он и там развернет свой бизнес. Я тоже так могу, я на ровном месте могу концептуально создать любую организацию, у меня только сделать на этом деньги не всегда получается, но – учусь.

Чего ты боишься сегодня и о чем сегодня мечтаешь?

Ничего я не боюсь, кроме рутины бесполезной суеты, напрасных хлопот и напрасного труда, когда вертишься-вертишься, а в итоге – пшик или вообще ничего. Еще я боюсь подлости, обмана. По большому счету я боюсь только одного: проблем с моими близкими, с их здоровьем и благополучием. Боюсь умереть в одночасие, не сделав чего-то очень важного.

Раньше мне нравился процесс – теперь меня интересуют его результаты. Я теперь стала разборчива и не хватаюсь за все подряд. По натуре я перфекционистка – мне важно, чтобы все было отлично. Я мечтаю о суперзахватывающем глобальном гипер-проекте. И еще – я мечтаю о своем большом и уютном доме, как усадьба 19 века, где живет тургеневская барышня...

Есть ли у тебя управленческие или предпринимательские принципы или ты действуешь импульсивно, по ситуации? Есть ли у тебя запреты и табу?

Запреты, конечно, есть: «не укради», «не убий» и так далее. Я никогда не ворую чужие идеи – это ниже моего достоинства.

Никаких принципов, кроме одного: в первую очередь во всех проектах я «выстраиваю систему». В этом именно, зачастую, корень непонимания с заказчиками и даже партнёрами, которые хотят «всё и сразу». Но я чаще действую по наитию, по крайней мере – в жизни, не в бизнесе. Я умею ставить цель и находить максимально короткие пути для ее достижения. Не люблю планировать будущее – это невыносимо скучно. И организовывать свое время не люблю, хотя и умею. Я уже заметила: вот намечена встреча, а внутренний голос говорит: не ходи, не трать время. Я сначала не прислушивалась к себе, а потом поняла – интуиция подсказывает верно. И теперь чутко и внимательно слушаю себя.

И еще один принцип: не я работаю на деньги, а деньги – на меня.

Ты опираешься и надеешься только на себя или есть внешние, посторонние силы?

После того шока, когда на мне так нагло и просто хотели нажиться, я никому не доверяла. Все делала сама. Теперь я вижу – есть проекты, которые нельзя организовать в одиночку, для которых нужна команда. Мне сейчас нужен хороший партнер, который бы тщательно «доделывал детали» и «подчищал» все проекты. Я ведь по натуре е только перфекционистка и отличница, у которой все должно быть «на пятерочку», я – лидер, выдумщица, мне заниматься рутиной неинтересно. Но я знаю людей, которые это умеют и любят делать. И теперь я ищу себе такого человека.

Как сложилась твоя личная жизнь?

Ты знаешь, замечательно. Мои дети выросли и теперь живут сами по себе. Мы любим друг друга – и они поняли и приняли меня новую. Я уже трижды бабушка – две такие симпатичнейшие внучки. И один внук. Хорошо, что я так рано родила: а то б сколько еще ждала! Я вновь замужем. Мой муж – рижанин. Мне в молодости цыганка нагадала, что я выйду замуж за негра. Я тогда очень смеялась, а ведь поди ж ты, угадала та колдунья: мой муж – не гр. Латвии, русский… еврей, разумеется.

Сколько денег должен зарабатывать человек, чтобы вести достойный образ жизни? И что такое – «достойный образ жизни»?

Не знаю… у каждого свое представление о достойной жизни. Однажды Пушкин сказал, что достойная жизнь – это благопристойная независимость. Я поняла эту мысль и сделала ее своей.

Я люблю путешествовать. Не на Канарские острова, чтоб плюхнуться на пляжный песок и загорать до ночных оргий в кабаке. Меня интересуют чудеса культуры, духовные памятники, а еще – природа. Я хочу жить в своем доме, а не в этом муравейнике. Я хочу жить в барской усадьбе и на меньшее я не согласна.

Если честно, я бы Иван Сергеевичу и еще кое-каким классикам русской литературы руки-ноги бы поотрывал за вмонтированные насмерть в наших женщин идеалы тургеневских барышень. Не было их в России, если честно. А были бесконечные Сонечки Мармеладовы и Катюши Масловы, сохранявшие свою чистоту не в барских мезонинах и мансардах, а на грязных панелях нашего российского убожества.

Я хочу отойти от дел лет через десять – обеспеченной и независимой. Поэтому дело не миллионе, а в том, сколько мне надо для благопристойной независимости. Мечтаю о каком-нибудь «свечном заводике» – красивом бизнесе, хорошо отлаженной организации, которая приносила бы стабильный доход.

Сейчас наступил другой этап бизнеса, куда без денег, без инвестиций не войдешь. И я умею привлекать деньги. Если бы это были мои деньги, я бы давно их бездарно растратила бы. Но распоряжаться чужими деньгами – это совсем другое дело. И это очень ответственно и очень интересно.

Женщина-предприниматель – это нормально или от безысходности и отчаяния?

О! чисто мужской, антифеминистский вопрос! Ты пойми, я гендерными проблемами не ушиблена, меня коробит от немок и шведок, которые говорят подающему им пальто: «сексуальный шовинист!», но женщина-предприниматель – это также нормально, как и мужчина. Конечно, все начиналось как вызов ситуации – но это никакого отношения к полу не имеет: мне семью содержать надо было! Я сохраняю свой романтизм, свою женственность, но не в бизнесе. Нет, я – не Васса Железнова и не бизнес-вамп. Многие мужчины этого не понимают и не видят, что вот – романтика кончилась и начался бизнес. Им все время хочется видеть только одно – женщину. Предприниматель – это творческая личность. И это всегда здорово!

Чтобы ты изменила в стране и в мире?

Я бы собрала в кучу все границы и выкинула бы их. И когда люди наконец поймут, что мы все живем на Земле и наша планета – единственная естественная граница в мире. Я – не политик, но мне кажется, мы переживаем кризис власти – не только в нашей стране, но и в мире. Идет новая государственность – принадлежащая не политиканам и не подлецам, как это, увы, до сих пор было.

А что касается нашей страны… Если бы я была Господом Богом, я бы объединила всех русских людей в новую страну – по принципу принадлежности к русской культуре. И тогда вовсе неважно, кто этнически относится к русским – еврей или татарин.

Ты – верующая или из посещающих?

Я – верующая. Православная. И по крещению, и по воспитанию, и по вероисповеданию, и по мировосприятию. По делам к Богу не хожу. У меня в жизни было несколько событий, связанных с верой. Первое – когда умирал отец. И я не знала, к кому обратиться, к кому стучаться. Мне даже не помощь нужна была, а – что делать, когда умирает близкий и родной человек? И я пошла к Богу, ведь он тоже человек, ведь Он понимает.

А еще я однажды попала в Оптину пустынь. В общем-то, случайно: у подруги денег не было, только приглашение, так я с ней заодно. Оптина пустынь всегда славилась своей социальностью: сюда приходили за советом и находили его здесь. И там я, в энтузиазме паломничества, ко всем святыням. А у раки с мощами какого-то святого меня прошибло: не могу сказать, что это было, но ведь я не психопатка и не сумасшедшая, а тут – словно что стронулось во мне.

И подобное же я пережила и почувствовала во время причастия. Это было глубокое и подлинное очищение, очень радостное.

Участвуешь ли ты в выборных кампаниях?

Нет. Меня политика не интересует. Но мои программы, например, «Здоровые люди» или «Консолидация русского культурного мира» вполне бы могли стать содержанием выборных программ и платформ. Мне так и говорили и предлагали сотрудничество. Я у детей спросила – они отвечают: «Ты нам живая нужна». У меня многие знакомые наверх полезли, думали, там свободы и возможностей больше, а там – все наоборот. У меня никаких политических амбиций нет, а за идею? – я откровенно предпочитаю деньгами брать за свою работу.

Одно время я была директором крупного кинотеатра на окраине Москвы, полуторатысячника. Идеальное место для выборных кампаний. У меня хватило ума создать и до сих пор сохранить хорошие отношения с четырьмя кандидатами.

Где и когда ты бы хотела жить?

Если я скажу, что хотела бы прожить двести лет, ты бы ответил, что я – жадина. Хорошо, я хочу прожить сто лет и не угасать как плесень, а умереть в сто лет здоровой, энергичной, в здравом уме и твердой памяти. И я активно занимаюсь своим здоровьем, йогой. Да, я бы хотела посмотреть, что станет с этим миром лет через пятьсот… А жить я бы хотела в своем доме окнами в сад. Не в дурацком коттедже для новых русских, с заборами и охранниками, а в настоящем Доме. И чтобы рядом было море, и горы… и мое окно, выходящее в сад.

Мы вышли на пронизывающий простор Комсомольского проспекта, полуимпортного, полубандитского. Как-то все это нелепо и так далеко от простых человеческих желаний.

А.Е. Левинтов